Снайдер - кровавые земли. Современные интернет-миллионеры - наследники Рокфеллера

Тимоти Снайдер

О тирании. 20 уроков XX века

© Timothy Snyder, 2017

© Николай Охотин, перевод на русский язык, 2018

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2018 © ООО “Издательство АСТ”, 2018

Издательство CORPUS ®

* * *

«В политике у обманутых нет оправданий».

Лешек Колаковский


История и тирания

История не повторяется, но она учит. Когда отцы-основатели обсуждали конституцию Америки, они черпали уроки из той истории, которую они знали. Опасаясь краха задуманной ими демократической республики, они изучали превращение древних демократий и республик в олигархии и империи. Как им было известно, Аристотель предупреждал о том, что неравенство влечет нестабильность, в то время как Платон верил, что демагоги при помощи свободы слова становятся тиранами. Строя демократическую республику на основе закона и создавая систему сдержек и противовесов, отцы-основатели стремились избегнуть того зла, которое они вслед за античными философами называли тиранией. В их сознании это означало узурпацию власти единолично или группой людей либо действия правительства в обход закона для достижения собственных целей. Значительная часть последующих политических дебатов в Соединенных Штатах касалась проблемы тирании внутри американского общества: например, в отношении рабов и женщин.

Когда кажется, что политический строй в опасности, на Западе издавна принято обращаться к истории. Если сегодня мы обеспокоены тем, что американскому эксперименту угрожает тирания, мы можем последовать примеру отцов-основателей и взглянуть на историю других демократий и республик. У нас есть преимущество. По счастью, мы можем найти более подходящие и свежие примеры, чем древние Греция и Рим. Но увы, они демонстрируют, что история современной демократии точно так же является историей упадка и разрушения. С тех пор как американские колонии объявили о своей независимости от Британской монархии, которую основатели полагали “тиранической”, в европейской истории было три демократические вершины: после Первой мировой, в 1918-м; после Второй мировой, в 1945-м; и после краха коммунизма, в 1989 году. Многие демократии, возникшие на этих рубежах, угасли при обстоятельствах, которые во многих важных аспектах напоминают наши собственные.

История может знакомить с фактами – и предостерегать. В конце девятнадцатого века, так же как и в конце двадцатого, рост мировой торговли порождал надежды на прогресс. В начале двадцатого века, так же как и в начале двадцать первого, эти ожидания столкнулись с новым явлением в массовой политике, когда лидер или партия начинали претендовать на прямое выражение воли народа. Европейские демократии 1920-1930-х годов скатились в правый авторитаризм и фашизм. Коммунистический Советский Союз, возникший в 1922 году, в 1940-е годы начал распространять свою модель на Европу. История Европы двадцатого века демонстрирует нам, что общества с легкостью дезинтегрируются, демократии рушатся, этика отступает и обычные люди обнаруживают себя на краю расстрельных ям с автоматами в руках. Сегодня было бы полезно понять, почему так происходит.

И фашизм, и коммунизм стали реакцией на глобализацию, на вызванное ею неравенство, настоящее и мнимое, на очевидную беспомощность демократий перед лицом этого неравенства. Фашизм отказывался от разума во имя воли и приносил объективную истину в жертву яркому мифу, который транслировали лидеры, якобы ставшие гласом народа. На сложные вызовы глобализации фашистский режим приклеивал узнаваемый ярлык “заговора против нации”. Фашисты правили пару десятилетий, полностью отбросив интеллектуальное наследие, ценность которого с тех пор заметно выросла. Коммунисты правили дольше, почти семьдесят лет в Советском Союзе и более сорока в значительной части Восточной Европы. Их модель предусматривала власть дисциплинированной партийной элиты с идейной монополией, которая, согласно якобы нерушимым законам истории, должна была вести общество к определенному будущему.

Возникает соблазн считать, что наше демократическое наследие автоматически защищает нас от таких угроз. Не стоит ему поддаваться. Наша собственная традиция призывает нас обратиться к истории, чтобы понять глубинные причины тирании и выработать правильную реакцию на нее. Мы не мудрее европейцев, которые видели, как демократия уступает фашизму, нацизму и коммунизму в двадцатом веке. Наше единственное преимущество в том, что мы можем учиться на их опыте. И сейчас для этого самое время.

Эта книга содержит двадцать уроков двадцатого века, адаптированных к сегодняшним обстоятельствам.

1. Не подчиняйтесь заранее

В ТАКИЕ ВРЕМЕНА В ТАКИЕ ВРЕМЕНА МНОГИЕ СТАРАЮТСЯ ПРЕДУГАДАТЬ, ЧЕГО МОЖЕТ ЗАХОТЕТЬ ЕЩЕ БОЛЕЕ РЕПРЕССИВНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО, И СДАЮТ ПОЗИЦИИ, НЕ ДОЖИДАЯСЬ, ПОКА ИХ ОБ ЭТОМ ПОПРОСЯТ.

ГРАЖДАНИН, КОТОРЫЙ ТАКИМ ОБРАЗОМ ПРИСПОСАБЛИВАЕТСЯ К ВЛАСТИ, ДАЕТ ЕЙ ПОНЯТЬ, ЧЕГО ОНА МОЖЕТ ДОБИТЬСЯ.

Заблаговременное повиновение – это политическая трагедия. Возможно, правители не сразу понимают, что граждане вполне готовы отступиться от каких-то ценностей или принципов. Возможно, новый режим поначалу не имеет прямых рычагов воздействия на граждан тем или иным способом. За немецкими выборами 1932 года, которые дали Гитлеру возможность сформировать правительство, или чешскими выборами 1946 года, когда победу одержали коммунисты, последовал важный этап заблаговременного повиновения. В обоих случаях достаточное количество населения добровольно предложило свои услуги новым лидерам, что позволило как нацистам, так и коммунистам задуматься о скорой смене режима. Первые неосмотрительные жесты конформизма очень быстро становятся необратимыми.

В начале 1938 года Адольф Гитлер, уже твердо стоявший у власти в Германии, стал угрожать аннексией соседней Австрии. После того как сдался австрийский канцлер, заблаговременное подчинение австрийцев решило судьбу австрийских евреев. Местные национал-социалисты арестовывали евреев и заставляли их отчищать улицы от символики независимой Австрии. Но важнее, что австрийцы, которые не были нацистами, смотрели на это с интересом и любопытством. Нацисты, у которых были списки собственности, принадлежащей евреям, брали все, что можно было взять. Но важнее, что австрийцы, которые не были нацистами, присоединялись к грабежам. Как вспоминала Ханна Арендт, “когда немецкие войска вторглись в страну, то вчерашние соседи начали устраивать беспорядки в еврейских домах и австрийские евреи стали заканчивать жизнь самоубийством”.

Заблаговременное подчинение австрийцев в марте 1938 года показало высшему руководству нацистов, что́ становится возможным. В августе того же года Адольф Эйхман создает в Вене Центральное бюро еврейской эмиграции. В ноябре 1938 года, следуя мартовскому примеру австрийцев, немецкие нацисты организуют свой погром – ставший известным как Хрустальная ночь.

В 1941 году, когда Германия вторглась в Советский Союз, СС по собственной инициативе принялась разрабатывать методы массовых убийств – таких приказов ей не поступало. Сотрудники СС угадали желания своих начальников и продемонстрировали свои возможности. Это превосходило самые смелые мечты Гитлера.

Поначалу заблаговременное подчинение означало инстинктивную, без раздумий, адаптацию к новой ситуации. Но только ли немцы способны к таким проявлениям? Американский психолог Стэнли Милгрэм, размышляя о зверствах нацистов, хотел показать, что объяснение поведения немцев кроется в особом авторитарном складе личности. Он разработал эксперимент, чтобы проверить свое предположение, но не получил разрешение провести его в Германии. Тогда он провел его в Йельском университете в 1961 году – примерно в то же время, что в Иерусалиме судили Адольфа Эйхмана за участие в Холокосте.

Милгрэм сообщил испытуемым (это были студенты Йеля и жители Нью-Хейвена), что в рамках эксперимента по обучению они должны будут применять электрошок к другим людям. На самом деле по договоренности с Милгрэмом люди с прикрепленными проводами по другую сторону стекла только имитировали шок. Когда испытуемые подвергали других участников эксперимента воздействию электрошока (считая, что все это происходит по-настоящему), им открывалось ужасное зрелище. Незнакомые люди, не сделавшие им ничего плохого, явно испытывали сильные страдания – стучали в стекло, жаловались на боли в сердце. Несмотря на это, большинство испытуемых следовали указаниям Милгрэма и продолжали, как им казалось, применять электрошок с постоянно растущей силой, до тех пор пока их жертвы, как они думали, не умирали. Даже те, кто не доводил дело до (видимого) убийства своих собратьев, уходили, не интересуясь здоровьем других участников эксперимента.

Timothy Snyder. Bloodlands. Europe between Hitler and Stalin . -Basic Books, 2010. 524 p.

Многие верят, что преступления нацизма столь колоссальны, что стоят особняком в истории. Как ни странно, это искажённое эхо уверенности самого Гитлера в том, что воля победит факты. Другие убеждены, что сталинские преступления, безусловно, ужасны, но они были вынужденной мерой для того, чтобы создать и защитить государство. Это напоминает взгляды Сталина - что история имеет только один курс, в который он верил, и который будет служить оправданием его политики для будущих поколений.

Тимоти Снайдер. «Кровавые земли»

Книга «Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным» была написана Тимоти Снайдером, профессором Йельского университета, одним из ведущих американских специалистов по истории Восточной Европы. Сразу отметим, что «Кровавые земли» - работа неоднозначная, книга наверняка вызовет вопросы у российской аудитории. Почему же этот труд заслуживает серьёзного внимания в России? Прежде всего, потому, что он имел и имеет широкий резонанс как в самих США , так и Западной Европе. А значит, что снайдеровский взгляд на историю Восточной Европы 1933 - 1945 гг., возможно, будут разделять сотни людей на западе.

После выхода книги в свет, рецензии на её появились практически во всей серьёзной англоязычной периодике - New York Times Book Review, Washington Post, The Financial Times, Telegraph, The Wall Street Journal, Guardian, The Sunday Times, The New Yorker, Seattle Times, BBC History Magazine и мн. др., а Independent и The Economist назвали монографию Снайдера лучшей книгой 2010 года.

Западные критики, в частности, отмечают, что книга концептуализирует современное понимание Холокоста, помещая это событие в контекст других преступлений ХХ в. Западная аудитория традиционно ассоциирует массовые убийства в Европе ХХ в. с нацистскими концентрационными лагерями и, в частности, с Освенцимом. Представляется, кроме того, что Сталин убил гораздо больше людей, чем Гитлер, отправляя свои жертвы в ГУЛАГ . Автор опровергает эти и подобные стереотипы. Например, он показывает, что убийство людей в газовых камерах не было самым крупным преступлением Гитлера - к 1943, моменту, как эта машина смерти набрала обороты, большинство евреев в Европе уже погибли.

Кровавыми землями (Bloodlands) Снайдер называет территорию от центральной Польши до Западной России (включая Украину, Белоруссию, Прибалтику), в период сотрудничества национал-социализма и сталинизма (1933 - 1938), совместной германо-советской оккупации Польши (1939 - 1941), немецко-советской войны (1941 - 1945). Это время, пишет Снайдер, «характеризовалось таким массовым насилием, какого никогда не было в этом регионе за всю его историю. Жертвами были, прежде всего, евреи, белорусы, украинцы, поляки, русские и балтийские народности - т.е. люди, которые издавно жили на территории этих земель. В течение двенадцати лет, за период 1933 - 1945 гг., было уничтожено около 14 миллионов человек. Причём все эти люди стали жертвами целенаправленой политики уничтожения, а не погибли в результате военных действий. Никто из14 миллионов человек, о которых идёт речь, не был солдатом, большинство из них составляли женщины, дети, старики». Таким образом, Снайдер рассказывает о политике массового уничтожения.

Какие события попадают в фокурс его внимания? Приведём перечень глав книги, из которого легко восстановить сюжеты, о которых идёт речь:

1. Голод в СССР
2. Классовый террор (в СССР )
3. Национальный террор (в СССР )
4. Европа Молотова-Риббентропа
5. Экономика Апокалипсиса (нападение Германии на Советский союз)
6. «Окончательное решение»
7. Холокост и месть
8. Нацистские фабрики смерти
9. Сопротивление и кремация (включая восстание в Варшавском гетто и Варшавское восстание 1944 г.)
10. Этнические чистки (изгнание немцев из Польши в её послевоенных границах, судьба немцев на занятых Красной армией территориях)
11. Сталинский антисемитизм

Как видно из содержания, «Кровавые земли» во многом сопоставляют политику Гитлера и Сталина (одно это способно, к сожалению, отвернуть от книги значительную часть широкой российской аудитории). Кроме того, если взять немецкую часть истории в скобки, речь здесь идёт о наиболее сложных и драматичных страницах советской истории, многие из которых до сих пор составляют зону табу и умолчаний, если не в профессиональных исторических кругах, то в общественных дискуссиях и на уровне национального осмысления прошлого. То есть Снайдер дважды затрагивает болевые точки российского исторического самосознания. И появление его книги на русском языке наверняка бы привело к большому числу дискуссий, и возможно, позволило бы прояснить какие-то неизжитые комплексы.

Книга Снайдера «неудобна» и провокативна. Адресованная, в первую очередь, американским читателям, русские национальные чувства она совершенно не щадит. И дело тут не только в интонациях - таких, как, например, во фразе:

«Во время своего похода на Берлин в восточном Рейхе, территориях, предназначавшихся для Польши, Красная армия следовала предельно простой тактике: её солдаты насиловали немецких женщин и угоняли немецких мужчин (и иногда женщин) на принудительные работы» (с. 316)

Дело в том, что для отечественных читателей, знакомых с советской историей, многие ключевые эпизоды книги покажутся изолированными от исторического контекста, они представляются оттого более схематичными и определёнными (Снайдер будто бы забывает, что в истории допустимо сослагательное наклонение, есть элемент случайности, или сосуществование разнонаправленных интенций и сил).

Например, подобным упрощением представляется интерпретация ситуации с голодом: по Снайдеру, сначала подобные меры были намерено избраны Сталиным в 1933 году по отношению к советскому крестьянству; а затем чуть ли не дословно повторёны Гитлером в практике содержания пленных, а также при осаде советских городов, в частности, Ленинграда. Конечно, в этих эпизодах аналогия возможна, но для Снайдера она оказывается одной из центральных в выстраивании аргументации. Да, голодная смерть местных жителей на оккупированных территориях входила в планы Гитлера в случае победы на Востоке, но уместно ли говорить о том, что Гитлер учился у Сталина?

Пакт Молотова-Риббентропа также не рассматривается в контексте других возможных альянсов, к которым стремился СССР в 1939 г. Он берётся как данность, собственно, в книге даже не рассматривается история его подписания, и четвёртая глава - «Европа Молотова-Риббентропа» сразу начинается с описания немецких бомбёжек Варшавы 1 сентября 1939 г. История Прибалтийских государств начинается по сути с 1940 года.

Вернёмся к голоду. Глава, которая называется «Голод в СССР », рассказывает о голоде преимущественно и главным образом на территории Украины (кстати говоря, и в списке использованной литературы в основном указываются украинские источники на эту большую тему). Упоминается голод на территории Казахстана (этому сюжету отводится несколько страниц), про Повольжье, Южный Урал, Центральное черноземье и Кубань можно узнать из нескольких предложений. Безусловно, эти территории не входят в ареал Кровавых змель, который больше всего волнует Снайдера. Но исключение этого масштабного события из общего контекста подкрепляет представление об уникальности украинского опыта. Говоря о жертвах раскулачивания и коллективизации, событиях, предшествовавших голоду, автор также сосредотачивается на украинских примерах, хотя в книге отмечается, что в лагеря было сослано около 300 тыс. раскулаченных из Украины, всего же там содержалось около 1,7 млн. раскулаченных. Говоря о голоде на территории Поволжья, Снайдер отмечает, что там пострадали преимущественно украинцы, хотя это не было так По данным историка Виктора Кондрашина, которые он специально подготовил в ответ на заявления украинских историков (их по сути в данном случае повторяет Снайдер), см. доклад . См. также работы этого автора: Кондрашин В., Пеннер Д. Голод: 1932 - 1933 годы в советской деревне (на материалах Поволжья, Дона и Кубани) - Самара - Пенза, 2002. - 432 с.), Кондрашин В.В. Голод 1932 - 1933 годов. Трагедия российской деревни. - М.: РОССПЭН , 2008. - 520 с.. В то же время, рассказывая об украинских событиях, автор оставляет за скобками жертвы среди жителей русскоязычных деревень, а такие тоже были М.И. Старовойтов «Русские белорусско-российско-украинского пограничья в 1920 - 1930-е гг.: социокультурный аспект» , где автор отмечает, что абсолютное большинство русского населения в украинских областях на границе с Россией проживало в сельской местности, а не городах. Аргументация против Снайдера будто бы заставляет встать на российскую национальную позицию, но это лишь отчасти так - скорее есть стремление разобраться в конструкте, который предлагает американский историк. Его безусловно важная и содержательно насыщенная работа только бы выиграла, утратив свойственный ей, к сожалению, элемент политизированности.

Кроме некоторой одностороннести и выборочности в изложении событий, ещё один момент в аргументации Снайдера вызывает внутренний протест - это «арифметика страданий», повторяющиеся в разных главах рассуждения о том, кому пришлось хуже:

«Девяносто процентов из тех, кто попал в ГУЛАГ , остались живы. Большинство людей, прошедших немецкие концентрационные лагеря (не принадлежащие к числу немецких газовых камер, ям смерти и тюрем для военопленных), также выжило.Судьба узников концентрационных лагерей, какой бы ужасной она ни была, отличается от судьбы миллионов людей, убитых в газовых камерах, застрелянных или заморенных голодом. Разграничить уловия концентрационного лагеря и преднамеренные убийства не так легко: в лагерях также происходили казни и смерти от голода. Однако между приговором к лагерю и смертным приговором есть разница, как есть разница между принудительным трудом и газом, рабством и пулями. Подавляющее большинство погибших от рук немцев или советов никогда не видели концентрационных лагерей. Освенцим представлял собой и трудовой лагерь, и машину смерти, и судьба не-евреев, вынужденных тут трудиться, как и евреев, привлечённых к труду, весьма отличалась от судеб тех, кому была уготована газовая камера. Поэтому Освенцим принадлежит двум историям, связанным, но различным. Нахождение в трудовом лагере Освенцим сравнимо с опытом людей, приговорённых в Германии (или в Советском союзе) к концентрационным лагерям, в то же время Освенцим как место организованного убийства связан с судьбами тех, кто был убит преднамерено (С. xiii).

«Строители Беломорканала получали очень скудный рацион, около 600 грамм хлеба в день (примерно 1300 калорий). И всё-таки это было лучшим питанием, нежели то, которое было доступно в советской Украине приблизительно того же времени. Принуждённые работать на Беломорканале получали в два-три раза больше, чем крестьяне, вынужденные работать в колхозах 1932 - 1933 гг.» (С. 27 - 28).

Эти рассуждения, с одной стороны, содержат истину. Но они не совсем понятны, поскольку избираются автором как риторический приём, а сравнения даются«в лоб», без известных и без уместных в таком случае оговорок. Не было бы, скажем, более справедливым сравнить положение украинских крестьян и состояние с вопросом питания в пансионатах ГПУ УСРР в начале 1930-х? У Снайдера же получается, что узникам ГУЛАГ а или немецких концентрационных лагерей чуть ли не повезло, что они туда попали.

Впрочем, провокативность - одновременно и минус, и плюс книги. И подбор фактов, и характер их изложения заслуживают отдельных открытых дискуссий, а следовательно - наталкивают на размышления, каким образом современному историку следует ставить вопросы, стоит ли избегать формулировок, задевающих национальные чувства, или их нужно, напротив, заострять. Книга Снайдера способна и разрушить определённые мифы, и в то же время породить новые «закруглённые» интерпретации. А дискуссия о «Кровавых землях» обязательно включала бы в себя вопрос использования истории в чьих-то политических интересах.

В пользу книги необходимо отметить, что Снайдер оперирует большим массивом интересных данных, в том числе, свидетельств. А поскольку речь идёт о самых обездоленных, многочисленные рассказы от лица жертв делают книгу яркой, эмоциональной, и конечно же, страшной - весь этот материал производит сильное впечатление. Большинство свидетельств были переведены самим автором с польского, украинского, немецкого, русского языков и по сути введены в англоязычный научный оборот. Как было уточнено и дополнено и само представление о Кровавых землях. Сам автор во введении говорит о том, что об этой территории до 1989 г. у западного читателя (даже в академических кругах) было довольно смутное представление - сказывалась и закрытость восточно-европейских стран, и невозможность полноценной архивной работы в них, и то, что территории самых страшных немецких лагерей уничтожения были вынесены за пределы самой Германии, а следовательно, не было возможности посещать эти лагеря и изучать соответствующую документацию.

Наталья Колягина

By Timothy Snyder Tim Duggan Books. 128 pp.

Тимоти Снайдер писал книгу против Дональда Трампа, но вышло против всего американского общества, консерваторов и либералов.

В середине «лихих 90-х» мне довелось жить и работать в Москве. В 1996 году, в самый разгар «шоковой терапии», в России проходили перевыборы Ельцина на второй срок. Это были единственные выборы в истории РФ, которые проходили в два тура. Рейтинг президента был около 3%, однако в кругах «креативного класса» царил энтузиазм. Там на разные лады повторяли фразу ельцинского охранника Коржакова: «Власть не отдадим». Вооружившись черным пиаром и презрев профессиональную этику, российские журналисты мобилизовались на пропагандистскую войну.

Я был вхож в НТВ (тогда еще Гусинского), в ОРТ (тогда Березовского) и в другие сообщества, где создавалось российское общественное мнение. Я пытался объяснять коллегам, что они рубят сук, на котором сидят. Говорил, что их пропаганда ведет к выхолащиванию гражданских ценностей, к потере независимости и свободы прессы. Говорил, что власть неизбежно оценит их измену своей профессии и задавит свободу слова. В ответ они уверяли меня, что я ничего не понимаю, да и сам я порой чувствовал себя персонажем анекдота из жанра «приехал иностранец в Россию».

На самом деле, именно тогда закладывались основы нынешнего одиозного «киселевского телевидения».Тогда, под дружную и массированную пропаганду либеральных СМИ, шло выкорчевывание зачатков того самого среднего класса, который единственный мог стать основой истинной демократизации России. Поэтому, когда те же самые люди, которые в 1996 мобилизовались за Ельцина, в 2011 году вышли на Болотную, в России уже не было общества, способного обеспечить им массовую поддержку. Власть же оценила значение СМИ и просто забрала их себе.

Либералы в Америке, точно также мобилизовавшиеся за Хиллари Клинтон, пока еще не поняли, что живут, “под собою не чуя страны”. Зато консервативные идеологи уже осознали, что после избрания Дональда Трампа, «их» электорат отвернулся от них. Неоконсерватор Роберт Каган, еще недавно провозглашавший торжество глобализма, теперь разразился в «Вашингтон Пост» статьей «Как фашизм пришел в Америку».

Ему вторит бывший спичрайтер Буша и автор «оси зла» Дэйвид Фрум, широкими мазками описыващий в «Атлантик» картину конца либеральной Америки. Голосовать все сложней, самоцензура процветает, Конгресс покорен, политическая власть используется для собственного обогащения, правда становится все более и более туманной. Идет постепенное замещение свободы «не диктатом и насилием, а медленным, деморализующим процессом коррупции и обмана», – пишет он. А группа из более чем 200 исследователей Холокоста и еврейской истории опубликовала “открытое письмо”, в котором сетует на хрупкость демократии и осуждает «агитаторов, которые на загривке Трампа пропагандируют свои ядовитые взгляды»: «Мы призываем всех честных американцев безоговорочно осудить язык ненависти, дискриминации и угроз».

Тимоти Снайдер тоже исследователь Холокоста, хотя и спорный. Много нападок вызвал его тезис о том, что невозможно понять Холокост, выдергивая его из общего контекста истории насилия в Восточной Европе 1910-1940х гг. (исторический истеблишмент увидел в этом покушение на концепцию исключительности Холокоста). Его новая книга «О тирании. 20 уроков из 20-го века» не предлагает никакой альтернативы пессимизму и унынию, господствующему сейчас в американских интеллектуальных элитах. В ней Снайдер пробует приложить свою историческую интуицию к происходящему в Америке сегодня, и критик «Вашингтон Пост» называет эту тонкую, карманного формата книжку, «наиболее заметным произведением нового сопротивления».

«Нынешние американцы не мудрее европейцев, которые в двадцатом веке наблюдали, как демократия уступает место фашизму, нацизму и коммунизму, – пишет Снайдер. – Нашим преимуществом является то, что мы можем извлечь уроки из их опыта ».

Снайдера выгодно отличает отсутствие пресловутого чувства национального превосходства, а то и богоизбранности, присущее большинству американских политических писателей и публицистов.

Автор пытается извлечь уроки из «будничной политики». Задолго до вторжения Гитлера в Австрию, рядовые австрийцы готовы были принять участие в аншлюсе, и местные нацисты загодя составляли списки евреев, чтобы завладеть их имуществом. «Готовность к повиновению – есть политическая трагедия», пишет Снайдер. Однако, именно готовность к повиновению воспитывает в американцах семья, школа и «корпоративная культура». На что же может рассчитывать общество, чья основа – бюрократические корпорации, самое тоталитарное учреждение Западной цивилизации?

Снайдер надеется на большую ответственность профессиональных элит – врачей, юристов, бизнесменов. Ведь даже самые демократические институты не способны защитить себя сами. «Трудно подорвать правовое государство без адвокатов или провести показательные процессы без судей, – пишет он. – Авторитаризму нужны послушные госслужащие, и начальники концлагерей ищут бизнесменов, заинтересованных в дешевой рабочей силе». Это как раз про корпоративные политико-бюрократические элиты венчурного капитализма, которые без стеснения практикуют аутсорсинг и даунграйдинг, а людей рассматривают, как ресурс или топливо. Так и произносится официально – «человеческий ресурс».

«Тоталитаризм не появляется из ниоткуда и не становится всемогущим внезапно, – сказал Снайдер в своем радиоитервью. – Такого не бывает. Тоталитаризм начинается тогда, когда стирается грань между вашей публичной и личной жизнью.

Если мы не можем обмениваться информацией с нашими друзьями, семьей или любимыми без опасения, что она будет обнародована, то значит у нас нет личной жизни. И если у нас нет частной жизни, то в действительности мы не свободные люди». Речь шла об утечке и последующей публикации переписки Хиллари Клинтон и функционеров Демпартии, однако это же касается и раскрытой Эдвардом Снуоденом чудовищной системы тотальной слежки, санкционированной президентами Бушем и Обамой.

«Мы должны понимать историю, потому что фашизм начинался с отрешения от реальности,- напоминает Снайдер. – Фашизм утверждал, что факты не имеют отношения к делу. Все, что имеет значение – это впечатления, эмоции и мифы ».

Однако, культивацией чувств и эмоций вот уже полвека занимается самый эффективный в мире американский маркетиг, и вместе с ним всевозможные левые и правые, либеральные и консервативные, расовые, гендерные, национальные и конфессиональные политики. Американские студенты в элитных либеральных вузах, добивающиеся увольнения профессоров и всяческого ограничения свободы слова, мало чем отличаются от религиозных консерваторов, борющихся против «оскорбления чувств верующих».

– Спускаясь из мира фактов в мир эмоций, первым делом создается альтернативная реальность, которая не соответствует действительности, – говорил Снайдер на встрече с читателями. – Независимо от того, являетесь ли вы российскими СМИ или Брейтбарт (право-радикально интернет издание, поддерживавшее Трампа. – МД). Дальше нам заявляют, что все мы одним миром мазаны. Это такой особый сорт цинизма, который утверждает, что доверять нельзя никому, потому что все преследуют корыстные интересы, у каждого своя доля в игре. И затем, когда эта вера распространяется в обществе, мы вдруг находим себя в мире, который созрел для тоталитаризма.

Снайдер предостерегает от опасности использования патриотических лозунгов и бессмысленного повторения политических конструктов. «Когда мы повторяем слова и фразы, транслируемые СМИ, то допускаем сужение словарного запаса и мыслкй, что только на руку «сильному лидеру»».

«Придумай свой собственный способ говорить! », – советует он читателю. И уж совсем революционным для навязчиво влюбленной в электронные гаджеты Америки звучит призыв Снайдера: «Выбросите ваши экраны и окружите себя книгами…Персонажи Орвелла и Бредбери не имели такой возможности, но мы с вами пока на это способны».

В книжке есть советы, новые для американцев, но хорошо известные европейцам и россиянам. Они все уже прошли в ХХ веке, в очередной раз проходят это и сейчас. «Остерегайтесь символов лояльности – будь то наклейка или повязка, или даже кепка, какими бы они ни казались безвредными… Когда все следуют одинаковой логике и общество покрывается символами лояльности, тогда сопротивление становится невозможным». «Язык Гитлера отвергал легитимность оппозиции. Под словами «народ», «люди» подразумевались не все, а только лишь некоторые. Споры, столкновение мнений всегда изображались, как война. Любая попытка свободных людей понять мир по-своему считалась диффамацией и клеветой на лидера».

Подобно советским людям, верившим в общественный прогресс, американцы, особенно молодежь, тоже воспитаны в вере. Они верят, что свободный рынок толкает историю в правильном направлении. Победа Трампа шокировала многих, не только рационально мыслящих, но и тех, кто верит в эмоции и полагается на всемогущество рефлексии «оскорбленных чувств». Снайдер предполагает, что от привычного «всё будет хорошо», американское общество может качнуться в другую сторону, решив для себя, что теперь будет все «очень плохо».

«После «холодной войны» нас увлекала «политика неизбежности», представление о том, что история уже закончилась победой либеральной демократии. Мы потеряли бдительность и теперь переходим к «политике вечности», для которой наше прошлое представляется огромным туманным двором, заполненным малопонятными памятниками национальной жертвенности. Неизбежность была как кома, вечность – это как гипноз… Путь наименьшего сопротивления ведет от неизбежности к вечности». «Опасность, с которой мы сейчас столкнулись, это переход от наивной и аморальной демократической республики к запутанной и циничной фашистской олигархии», – заключает Снайдер.

История складывается из того, что каждый из нас делает на своем месте. У нынешних двадцатилетних есть шанс стать поколением, которое изменит историю. Однако, среди прочих советов, которые дает Снайдер, есть один зловеще краткий: «Позаботьтесь о том, чтобы у вас и вашей семьи были заграничные паспорта».

Впервые 24 марта 2017 в издании Ортодоксия.ру #Территория Жизни

Михаэль Дорфман © 2017
Michael Dorfman © 2017

Тимоти Снайдер - профессор истории Йельского университета, действительный член академии «Института гуманитарных наук». В 1997 году он защитил докторскую диссертацию в Оксфордском университете, стал лауреатом престижной стипендии Маршалла. До начала своей преподавательской карьеры в Йельском университете (в 2001 году) Снайдер выиграл ряд грантов на проведение научных исследований в Париже, Вене, Варшаве, а также получил Академическую стипендию в Гарвардском университете. Около десяти лет Снайдер провел в Европе, говорит на пяти (и читает на десяти) европейских языках.

Снайдер является автором нескольких научных монографий: «Национализм, марксизм и современная Центральная Европа: Биография Казимежа Келлес-Крауза» (1998), «Реконструкция наций: Польша, Украина, Литва и Беларусь, 1569-1999» (2003), «Зарисовки секретной войны: миссия польского артиста по освобождению Советской Украины» (2005), «Красный принц: тайные жизни габсбургского эрцгерцога» (2008) и «Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным» (2010), «Черная земля: Холокост как история и предупреждение» (2015).

Книги Т.Снайдера отмечены многочисленными премиями и переведены на многие языки мира. «Кровавые земли» получили 9 первых премий, в том числе Премию Эмерсона в области гуманитарных наук, литературную премию Американской Академии искусств и литературы, Лейпцигскую премию за понимание Европы, а также премию им. Ханны Арендт в области политической мысли. «Кровавые земли» Тимоти Снайдера были названы «книгой года» по результатам двенадцати литературных списков.

Книга была издана в переводе на тридцать языков, в том числе на украинский (К.: Грани-Т, 2011, перевод М.Климчука и П. Грицака), была признана книгой года по результатам двенадцати различных списков и стала бестселлером в шести странах.

В соавторстве Снайдер написал книги «Стена вокруг Запада: Государственные границы и иммиграционный контроль в Европе и Северной Америке» (2001), «Сталин и Европа: террор, война, доминирование» (2013), «Обдумывая двадцатое столетие» (2012, совместно с Тони Джадтом). Статьи Снайдера об украинской революции были опубликованы в сентябре 2014 на русском и украинском языках и составили книгу «Украинская история, российская политика, европейское будущее».

«Кровавые земли» – это место, где разговаривали (и продолжают разговаривать) на русском языке, и уже по одной лишь этой причине я очень рад русскоязычному изданию. На просторах от Балтийского и до Черного моря, от Берлина и до Москвы люди, разговаривавшие на русском языке, были в числе жертв, очевидцев и исполнителей тех преступлений, которым посвящена эта книга.

Для понимания исключительности периода с 1933 по 1945 год, начиная от первой программы массового уничтожения, которую я описываю (политического голодомора в Украине), и до последней (Холокост в Восточной Европе), архивные материалы на русском языке, а также исторические публикации на русском являются незаменимыми.

Тимоти Снайдер - Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

Киев: Дуліби, 2015 г. – 584 с.

ISBN 978-966-8910-97-5

Тимоти Снайдер - Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным - Содержание

    Вступление к украинскому русскоязычному изданию

    Предисловие: Европа

    Вступление. Гитлер и Сталин

    Раздел 1. Голод в Советском Союзе

    Раздел 2. Классовый террор

    Раздел 3. Национальный террор

    Раздел 4. Европа Молотова-Риббентропа

    Раздел 5. Экономика апокалипсиса

    Раздел 6. Окончательное решение

    Раздел 7. Холокост и отмщение

    Раздел 8. Нацистские фабрики смерти

    Раздел 9. Сопротивление и испепеление

    Раздел 10. Этнические чистки

    Раздел 11. Сталинский антисемитизм

    Заключение: Человечность

    Библиография

    Отзывы на книгу Тимоти Снайдера «Кровавые земли»

    Последние публикации Т. Снайдера об Украине

    Тимоти Снайдер

Тимоти Снайдер - Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным - Европа

«Теперь будем жить!» – повторял голодный мальчик, бредя вдоль тихих дорог и через пустые поля, но еда, которую он видел, существовала лишь в его воображении. Всю пшеницу забрали во время бесчеловечных реквизиций, после которых началась в Европе эра массового уничтожения. Шел 1933 год, и Иосиф Сталин целенаправленно морил голодом Советскую Украину. Маленький мальчик умер, как умерли более трех миллионов других людей. «Я встречусь с ней под землей», – сказал молодой человек о своей жене. Он оказался прав: его расстреляли после неё; их похоронили в числе семисот тысяч жертв сталинского террора 1937–1938 годов. «Они спросили про обручальное кольцо, которое я...» – на этой фразе обрывается дневник польского офицера, расстрелянного советскими сотрудниками НКВД в 1940 году. Он был одним из двухсот тысяч польских граждан, расстрелянных советским и немецким правительством в начале Второй мировой войны, в то время как нацистская Германия и Советский Союз совместно оккупировали его страну. В конце 1941 года одиннадцатилетняя ленинградская девочка завершила свой простой дневник такими словами: «Осталась только Таня». Адольф Гитлер предал Сталина, Танин город был осажден немцами, а ее семья была среди четырех миллионов советских граждан, которых немцы заморили голодом. Следующим летом двенадцатилетняя еврейская девочка из Беларуси написала отцу последнее письмо: «Я прощаюсь с тобой перед смертью. Я так боюсь этой смерти, потому что они бросают маленьких детей в общие могилы живьем». Она была среди более пяти миллионов евреев, уничтоженных в газовых камерах или расстрелянных немцами.

В середине ХХ века посреди Европы нацисты и советский режим вместе уничтожили около 14 миллионов человек. Все эти жертвы погибли на «кровавых землях», которые простираются от Центральной Польши до Западной России и располагаются на территории Украины, Беларуси и стран Балтии. В годы консолидации национал-социализма и сталинизма (1933–1938), совместной германско-советской оккупации Польши (1939–1941), а затем германско-советской войны (1941–1945) на эти земли пришли доселе невиданные в истории массовые злодеяния. Их жертвами были преимущественно евреи, беларусы, украинцы, поляки, русские и прибалты – коренное население этих земель. Четырнадцать миллионов человек были убиты всего за двенадцать лет (1933–1945), пока Гитлер и Сталин находились у власти. Хотя родные края этих людей в середине этого периода превратились в поля сражений, они стали жертвами не войны, а смертоносной политики. Вторая мировая война была самым летальным конфликтом за всю историю войн, и около половины солдат, погибших на полях сражений по всему миру, полегли именно здесь, на «кровавых землях». Но ни один из погибших четырнадцати миллионов человек не был солдатом, исполнявшим свой долг. Большинство их составляли женщины, дети и старики; ни у кого из них не было оружия; у многих отобрали все, что они имели, даже одежду.

Аушвиц – самое известное место уничтожения на «кровавых землях». Сегодня Аушвиц – это символ Холокоста, а Холокост – символ наибольшего зла столетия. И все-таки у узников Аушвица, зарегистрированных в качестве рабочей силы, был шанс выжить: имя лагеря известно благодаря мемуарам и художественным повестям, написанным выжившими. Гораздо больше евреев (преимущественно польских) лишились жизни в газовых камерах других немецких фабрик смерти, практически все узники которых погибли и чьи названия всплывают в памяти гораздо реже: Треблинка, Хелмно, Собибор, Белжец. Еще больше евреев (польских, советских и прибалтийских) было расстреляно надо рвами и ямами. Большинство этих евреев умерли рядом с местом своего проживания в оккупированной Польше, Литве, Латвии, в Советских Украине и Беларуси. Немцы свозили евреев отовсюду, чтобы уничтожить их на «кровавых землях». Евреи прибывали в Аушвиц поездами из Венгрии, Чехословакии, Франции, Нидерландов, Греции, Бельгии, Югославии, Италии и Норвегии.